При всей невозможности примирения Армении и Азербайджана, угрозы вооруженного конфликта пока абсолютно виртуальны. Но в августе 2008-го перспектива российско-грузинской войны тоже была надругательством над логикой.
Война, которая однажды уже была, теоретически всегда чревата повторением. У любой войны всего два исхода: либо она достигает своей цели хотя бы для одной из сторон, либо нет. То есть как минимум одна сторона обычно итогом войны недовольна, в связи с чем дальше приходится жить, исходя из риска реванша.
Но это теория. Как показывает практика последнего столетия, случаются рецидивы довольно редко. Во-первых, горечь поражения исчисляется не только разрушениями и потерями в территории и в живой силе. Никакой реваншизм, сопутствующий поражению, не в состоянии поднять боевой дух – для этого нужно время; горечь поражения должна переплавиться в готовность умереть, а для этого требуется поколение и соответствующее воспитание. Во-вторых, сам разговор о войне стал неполиткорректным моветоном, повсеместно осуждаемым, и потому любой, жаждущий такого самоутверждения, вынужден десятки раз просчитать последствия для последующего кредитного рейтинга или цен на нефть. Не говоря уж о выборах.
Словно для того чтобы дать всем возможность изучения этого явления, Азербайджан уже несколько лет грозит Армении войной. Правда, вместо концентрации войск на границе, он все больше апеллирует с этими угрозами к мировому сообществу в целом и Минской группе ОБСЕ в частности.
Угроза изменить мир сама по себе уже немного его меняет. Опыт описанного становится этаким апгрейдом классической формулы Клаузевица, и уже не война, а ее угроза становится «иным средством продолжения политики». И в этом смысле, поведение прототипа артиллериста из мультфильма «Бременские музыканты», Алиева «понятен».
Он обязан выступать в жанре, в котором никого не интересует тот факт, что Карабах уже давным-давно утратил всякие связи с бывшей метрополией и что там выросло поколение, которому надо долго объяснять, что когда-то этот край был насильно «прикреплен» к Советскому Азербайджану. Но с Карабахом тысячами нитей связаны другие элементы других больших игр, в которые принято играть с бурным лейтмотивом возвращения исконных земель.
Потому никто не может себе позволить ни одного шага не то что назад – в сторону. Армения не может расстаться с освобожденными по периметру Карабаха территориями, отнюдь не только потому, что это зона безопасности, но и потому, что в игре с такими странными правилами главной ставкой является статус-кво, который всем желательно сохранить, а Азербайджану – нарушить, в чем он с формальной точки зрения должен вызывать «понимание».
А миру вообще-то хочется исходить из логики. Из нее со всей неумолимостью вытекает, что вроде бы ничего глупее войны в этой ситуации нет. Все будет против того, кто двинет куда-нибудь свои танки. Ему не простят взорванного спокойствия те, кому в этом регионе, вопреки мифам о великих шелковых путях и нефтяных богатствах, кроме этого спокойствия ничего не нужно. Война не позволит остаться равнодушным никому из соседей, и едва ли кто-нибудь из них окажется за это благодарным ее инициатору. Ни Турция, которой придется поддержать Азербайджан, ни Иран, который вынужден будет строить козни Азербайджану и Турции, ни Грузия, которая связана особыми отношениями с Баку, но совершенно не заинтересована легализовать свою неприязнь к Еревану. А уж России, при ее особых надеждах на ОДКБ, придется уныло объяснять, отчего ее военная база в Гюмри так глухо заперлась в казармах.
Словом, счет Баку будет предъявлен внушительный, и куда больший, чем был выписан Тбилиси. Может по привычке показаться, что все эти несчастья Алиев может компенсировать внутриполитическим прорывом. Но, во-первых, у него и сейчас не наблюдается ничего особо угрожающего. А, во-вторых, лучший способ такую катастрофу приблизить и дать оппозиции единственный шанс – это как раз ввязаться в войну по-настоящему. Блицкрига не получится, и первое же потерянное село даже на фоне двух завоеванных армянских заставит Алиева вспомнить, с чего начинались падения Муталибова и Эльчибея.
Но пока дело ограничивается воинственным выражением лица, Алиев как раз и переигрывает оппозицию, выдавливая ее с патриотического поля, потому что, пока нет войны, патриотизм очень ценится массами.
Но в том-то и проблема, что виртуальность меняет логику реальности. В августе 2008-го в соответствии с этой объективной логикой, из которой все и исходили, для Грузии война была худшим из всех возможных вариантов. Это был самый надежный способ поссориться с Западом, в первую очередь с Вашингтоном, которому на фоне имевшихся на тот момент неурядиц совершенно не с руки было ввязываться в новую полемику с Россией.
Однако, свершившись, то, что еще вчера было виртуальностью и надругательством над объективной логикой, в корне меняет всю систему координат и всеобщего восприятия того, что теперь придется считать реальностью. Прежняя логика больше не действует. Оказывается, там, где все казалось неизбежной катастрофой, возможны варианты, а однозначные катастрофы как таковые вообще нынче встречаются довольно редко. Август 2008-го не стал таковой ни для Москвы, ни для Тбилиси, и это, увы, один из самых главных его уроков.
Мир обнаружил такую адаптивность, которую не могли предвидеть даже самые оптимистичные и самые проницательные из организаторов того августа. Но для честной оценки уровня этого провидчества требуется изрядная доля снисходительности, и в этом весь феномен: не надо быть Бисмарком, чтобы понять все безумие затеваемого. Но именно потому, что на Бисмарков история стала непомерно скупа, любое безумие оказывается не только возможным, но и вполне для приспособившегося мира приемлемым.
Потому из поведения нервозного от нарочитой воинственности Ильхама Алиева следует, что он прекрасно понимает, чем чревата война для Азербайджана, властей и для него лично. И страсть последнего к азартным играм, из-за которой его отец изгнал, говорят, из Азербайджана все казино, отнюдь не распространяется на политические материи. Но есть конкретная политическая ситуация, в которой заинтересованные в реальной войне игроки могут найтись в любой политической общности и в любой заинтересованной стране. И никакой конспирологии здесь нет, все просто и не вопреки объективной логике, а именно для того, чтобы ее напрочь поломать. И если для этого нужна война – что ж, ничего личного. Того, что считается в мире кошмаром, после августа 2008-го стало гораздо меньше.
